H.G. Wells «The Door in the Wall» (7/27)
t.me/english_frankГ. Дж. Уэллс «Дверь в стене» (7/27)
“You know, in the very moment the door swung to behind me (знаешь, в тот самый момент, как дверь захлопнулась за мной; to swing to — захлопнуться; to swing — качаться, колебаться), I forgot the road with its fallen chestnut leaves (я забыл дорогу с ее опавшими листьями каштана), its cabs and tradesmen’s carts (ее экипажами и повозками торговцев), I forgot the sort of gravitational pull back to the discipline and obedience of home (я забыл то гравитационное притяжение = тяготение назад к домашней дисциплине и повиновению), I forgot all hesitations and fear (я забыл все сомнения и страхи), forgot discretion (забыл об осторожности), forgot all the intimate realities of this life (забыл обо всех реальностях: «всех близких/знакомых реальностях» этой жизни). I became in a moment a very glad and wonder-happy little boy (я стал за мгновение очень счастливым и восторженным, /будто увидел/ какое-то чудо, мальчишкой) — in another world (в другом мире). It was a world with a different quality (это был мир с другим качеством = с другими свойствами), a warmer, more penetrating and mellower light (с более теплым, более проникающим и более густым светом; mellow — мягкий, сочный, густой /о голосе, цвете и т. п./), with a faint clear gladness in its air (с тихой ясной радостью в его воздухе), and wisps of sun-touched cloud in the blueness of its sky (и клочками слегка окрашенных солнцем облаков в голубизне неба). And before me ran this long wide path, invitingly (а передо мной бежала заманчиво эта длинная широкая тропа; to invite — приглашать), with weedless beds on either side (с клумбами без сорняков; weed — сорная трава, сорняк), rich with untended flowers (изобилующих: «богатых» неухоженными цветами = цветами, за которыми никто не ухаживает; to tend — заботиться /о ком-л./; ухаживать; присматривать), and these two great panthers (и с этими двумя огромными пантерами).
“I put my little hands fearlessly on their soft fur (я бесстрашно положил мои маленькие ручки на их мягкий мех), and caressed their round ears and the sensitive corners under their ears (и ласкал их круглые уши и чувствительные места под ушами), and played with them (и играл с ними), and it was as though they welcomed me home (и было, будто они приветствовали/радушно принимали меня домой = приветствовали, показывая, что я здесь — у себя дома). There was a keen sense of home-coming in my mind (у меня в душе возникло сильное ощущение возвращения домой; mind — ум; память; душа), and when presently a tall, fair girl appeared in the pathway and came to meet me (и когда через некоторое время высокая, светловолосая девушка появилась на дорожке и подошла встретить меня), smiling, and said ‘Well?’ to me (улыбаясь, и сказала мне «ну?»), and lifted me, and kissed me (и подняла меня, и поцеловала), and put me down, and led me by the hand (и опустила меня, и повела меня за руку), there was no amazement (не возникло никакого изумления), but only an impression of delightful rightness (но лишь радостное ощущение, что иначе и быть не может: «впечатление радостной правильности»), of being reminded of happy things that had in some strange way been overlooked (/ощущение/, когда тебе напоминают о счастливых вещах, которые каким-то странным образом /ты/ не заметил; to overlook — не заметить, просмотреть, пропустить). There were broad steps, I remember (я помню, там были широкие ступеньки), that came into view between spikes of delphinium (которые предстали взору между шипами шпорника; to come into view — предстать /перед глазами/, появиться, стать видимым; delphinium — дельфиниум, шпорник), and up these we went to a great avenue between very old and shady dark trees (и по ним мы поднялись к большой широкой аллее между очень старыми и тенистыми темными деревьями). All down this avenue, you know (знаешь, вдоль всей этой аллеи), between the red chapped stems, were marble seats of honour and statuary (между багряными обветренными стволами были мраморные почетные сиденья и статуи), and very tame and friendly white doves (и очень ручные и дружелюбные белые голуби)…
“You know, in the very moment the door swung to behind me, I forgot the road with its fallen chestnut leaves, its cabs and tradesmen’s carts, I forgot the sort of gravitational pull back to the discipline and obedience of home, I forgot all hesitations and fear, forgot discretion, forgot all the intimate realities of this life. I became in a moment a very glad and wonder-happy little boy — in another world. It was a world with a different quality, a warmer, more penetrating and mellower light, with a faint clear gladness in its air, and wisps of sun-touched cloud in the blueness of its sky. And before me ran this long wide path, invitingly, with weedless beds on either side, rich with untended flowers, and these two great panthers.
“I put my little hands fearlessly on their soft fur, and caressed their round ears and the sensitive corners under their ears, and played with them, and it was as though they welcomed me home. There was a keen sense of home-coming in my mind, and when presently a tall, fair girl appeared in the pathway and came to meet me, smiling, and said ‘Well?’ to me, and lifted me, and kissed me, and put me down, and led me by the hand, there was no amazement, but only an impression of delightful rightness, of being reminded of happy things that had in some strange way been overlooked. There were broad steps, I remember, that came into view between spikes of delphinium, and up these we went to a great avenue between very old and shady dark trees. All down this avenue, you know, between the red chapped stems, were marble seats of honour and statuary, and very tame and friendly white doves…