Jerome K. Jerome «Three men in a boat» — Ch. VI (7/12)

Jerome K. Jerome «Three men in a boat» — Ch. VI (7/12)

@english_frank

Джером К. Джером «Трое в лодке, не считая собаки» — Глава VI

To go back to the carved-oak question (возвращаясь к вопросу о резном дубе), they must have had very fair notions of the artistic and the beautiful, our great-great-grandfathers (/следует отметить, что/ они, должно быть, обладали очень развитыми представлениями о художественном и красивом = чувством изящного и прекрасного, наши предки: «прапрадеды»). Why, all our art treasures of to-day are only the dug-up commonplaces of three or four hundred years ago (ведь все наши сегодняшние сокровища искусства — всего лишь повседневные вещи: «откопанные банальности», /бывшие в употреблении/ три-четыре сотни лет назад; to dig — копать). I wonder if there is real intrinsic beauty in the old soup-plates (интересно, присуща ли истинная красота тарелкам для супа; soup-plate — глубокая тарелка; intrinsic — внутренний, присущий, свойственный), beer-mugs, and candle-snuffers that we prize so now (пивным кружкам и щипцам для снятия нагара со свечей, которые мы так высоко ценим сейчас; candle — свеча; to snuff — вдыхать, нюхать табак; снимать нагар /со свечи/), or if it is only the halo of age glowing around them (или это только сияние древности вокруг них; halo — ореол, сияние; age — возраст; век, эпоха; to glow — светиться, пылать, сверкать) that gives them their charms in our eyes (придает им прелесть в наших глазах; charm — шарм, обаяние, привлекательность).


To go back to the carved-oak question, they must have had very fair notions of the artistic and the beautiful, our great-great-grandfathers. Why, all our art treasures of to-day are only the dug-up commonplaces of three or four hundred years ago. I wonder if there is real intrinsic beauty in the old soup-plates, beer-mugs, and candle-snuffers that we prize so now, or if it is only the halo of age glowing around them that gives them their charms in our eyes.


The "old blue" that we hang about our walls as ornaments (старинные голубые /тарелки/, что мы вешаем на стены в качестве украшения; ornament — орнамент, украшение) were the common every-day household utensils of a few centuries ago (были обычными повседневными предметами домашнего обихода несколько столетий назад; household — домашнее хозяйство; utensil — посуда, утварь, принадлежность); and the pink shepherds and the yellow shepherdesses (а розовые пастухи и желтые пастушки) that we hand round now for all our friends to gush over (которых мы показываем всем нашим друзьям, а те восторгаются; to hand round — раздавать; передавать по кругу; to gush — хлынуть; изливать чувства), and pretend they understand (и делают вид, /будто/ понимают), were the unvalued mantel-ornaments that the mother of the eighteenth century would have given the baby to suck when he cried (были неценимыми = обычными каминными украшениями, которые мать восемнадцатого века давала ребенку пососать, когда он плакал; to value — ценить; mantel — каминная полка; baby — ребенок; младенец).

 

The "old blue" that we hang about our walls as ornaments were the common every-day household utensils of a few centuries ago; and the pink shepherds and the yellow shepherdesses that we hand round now for all our friends to gush over, and pretend they understand, were the unvalued mantel-ornaments that the mother of the eighteenth century would have given the baby to suck when he cried.


Will it be the same in the future (будет ли то же самое в будущем)? Will the prized treasures of to-day always be the cheap trifles of the day before (будут ли всегда высоко ценимыми сегодняшними сокровищами дешевые безделушки прошлого; trifle — пустяк, мелочь; безделушка)? Will rows of our willow-pattern dinner-plates be ranged above the chimneypieces (будут ли ряды наших мелких тарелок с трафаретным китайским рисунком расставляться на каминных полках; willow-pattern — трафаретный синий китайский рисунок на белом фарфоре; willow — ива; pattern — рисунок, узор; dinner — обед; chimney — дымовая труба, дымоход) of the great in the years 2000 and odd (вельмож двадцать первого столетия; the great — богачи; вельможи; сильные мира сего; odd — лишний, добавочный /twenty odd years — двадцать с лишним лет/)? Will the white cups with the gold rim (будут ли белые чашки с золотым ободком) and the beautiful gold flower inside species unknown (и прекрасным золотым цветком неизвестного вида внутри), that our Sarah Janes now break in sheer light-heartedness of spirit (которые наши горничные разбивают без всякого огорчения; sheer — абсолютный, полнейший; light-hearted — беззаботный, беспечный), be carefully mended, and stood upon a bracket (аккуратно склеены и поставлены на полки; to mend — чинить, ремонтировать; штопать; to stand; bracket — держатель; небольшая полочка /на стене/), and dusted only by the lady of the house (а стирать пыль /с них/ будет лишь хозяйка дома; dust — пыль)?


Will it be the same in the future? Will the prized treasures of to-day always be the cheap trifles of the day before? Will rows of our willow-pattern dinner-plates be ranged above the chimneypieces of the great in the years 2000 and odd? Will the white cups with the gold rim and the beautiful gold flower inside species unknown, that our Sarah Janes now break in sheer light-heartedness of spirit, be carefully mended, and stood upon a bracket, and dusted only by the lady of the house?


That china dog that ornaments the bedroom of my furnished lodgings (/например/, фарфоровая собачка, которая украшает спальню моей меблированной квартиры; lodgings — съемная квартира /комната/). It is a white dog (это белая собачка). Its eyes are blue (ее глаза голубые). Its nose is a delicate red, with black spots (нос нежно-розовый, с черными крапинками; spot — пятнышко, крапинка). Its head is painfully erect (голова мучительно поднята = задрана как можно выше; erect — прямой, вертикальный; вертикально поднятый), its expression is amiability carried to verge of imbecility (ее выражение = своим видом она выражает дружелюбие, граничащее со слабоумием; to carry — /пере/носить, /пере/возить; доходить, достигать; verge — край, грань). I do not admire it myself (сам я ей не восхищаюсь). Considered as a work of art, I may say it irritates me (если рассматривать ее как произведение искусства, то могу сказать, она раздражает меня; to consider — рассматривать, считать). Thoughtless friends jeer at it (легкомысленные приятели глумятся над ней; thoughtless — беспечный; неразумный; thought — мысль; внимание; to jeer — насмехаться, глумиться, издеваться), and even my landlady herself has no admiration for it (и даже сама хозяйка квартиры не восторгается ею; landlady — домовладелица, сдающая квартиры; хозяйка меблированных комнат, гостиницы и др.), and excuses its presence by the circumstance that her aunt gave it to her (и оправдывает ее присутствие тем обстоятельством, что ее тетка подарила ей эту собачку; to excuse — извинять/ся/; оправдывать/ся/; to give — давать, дарить).

 

That china dog that ornaments the bedroom of my furnished lodgings. It is a white dog. Its eyes are blue. Its nose is a delicate red, with black spots. Its head is painfully erect, its expression is amiability carried to verge of imbecility. I do not admire it myself. Considered as a work of art, I may say it irritates me. Thoughtless friends jeer at it, and even my landlady herself has no admiration for it, and excuses its presence by the circumstance that her aunt gave it to her.