Jerome K. Jerome «Three men in a boat» — Ch. VIII (2/12)

Jerome K. Jerome «Three men in a boat» — Ch. VIII (2/12)

@english_frank

Джером К. Джером «Трое в лодке, не считая собаки» — Глава VIII

Of course, we never saw him any more (разумеется, мы больше его не видели), and, of course, all he really wanted was a shilling (и, конечно, все, что ему действительно было нужно, так это шиллинг). There are a certain number of riverside roughs who make quite an income, during the summer (существует некоторое число береговых хулиганов = хулиганов на берегу реки, которые зарабатывают: «делают заработок, доход» в течение лета), by slouching about the banks and blackmailing weak-minded noodles in this way (тем, что слоняются по берегам и шантажируют слабовольных простаков таким образом; weak-minded — слабоумный, бесхарактерный). They represent themselves as sent by the proprietor (они представляются как посланные владельцем = выдают себя за представителей землевладельца; to send — посылать). The proper course to pursue is to offer your name and address, and leave the owner (правильная линия поведения — предложить = назвать свои имя и адрес и предоставить /земле/владельцу), if he really has anything to do with the matter (если он действительно имеет какое-то отношение к делу), to summon you, and prove what damage you have done to his land by sitting down on a bit of it (вызвать вас в суд и доказать, какой ущерб вы нанесли его земле, садясь на ее кусочек). But the majority of people are so intensely lazy and timid (но большинство людей настолько ленивы и робки; intensely — сильно, очень; чрезвычайно), that they prefer to encourage the imposition by giving in to it (что предпочитают поощрять этот обман, уступая ему; imposition — налог, сбор; обман, жульничество) rather than put an end to it by the exertion of a little firmness (вместо того, чтобы положить ему конец, проявив немного твердости; firmness — стойкость, твердость, непоколебимость).

 

Of course, we never saw him any more, and, of course, all he really wanted was a shilling. There are a certain number of riverside roughs who make quite an income, during the summer, by slouching about the banks and blackmailing weak-minded noodles in this way. They represent themselves as sent by the proprietor. The proper course to pursue is to offer your name and address, and leave the owner, if he really has anything to do with the matter, to summon you, and prove what damage you have done to his land by sitting down on a bit of it. But the majority of people are so intensely lazy and timid, that they prefer to encourage the imposition by giving in to it rather than put an end to it by the exertion of a little firmness.

Where it is really the owners that are to blame, they ought to be shown up (/в тех случаях/, где действительно виноваты владельцы /земли/, они должны быть разоблачены; to show up — выявлять/ся/, обнаруживать/ся/; разоблачать). The selfishness of the riparian proprietor grows with every year (эгоизм владельцев прибрежной полосы растет с каждым годом). If these men had their way they would close the river Thames altogether (если бы эти люди добились своего, они бы совсем закрыли реку Темзу; to have one's own way — добиться своего, поступать по-своему). They actually do this along the minor tributary streams and in the backwaters (они фактически делают это вдоль незначительных притоков и в заводях). They drive posts into the bed of the stream (они вбивают столбы в русло = дно реки), and draw chains across from bank to bank (и протягивают цепи от берега до берега), and nail huge notice-boards on every tree (и прибивают огромные щиты с предупреждениями к каждому дереву). The sight of those notice-boards rouses every evil instinct in my nature (вид этих щитов пробуждает все дурные инстинкты во мне: «в моей натуре»; instinct — инстинкт, природное чутье). I feel I want to tear each one down (я чувствую, что хочу сорвать их все: «каждую»), and hammer it over the head of the man who put it up, until I have killed him (и бить ими по голове того, кто повесил их, пока я не убью его), and then I would bury him, and put the board up over the grave as a tombstone (а потом я бы его похоронил и повесил щит на могилу в качестве надгробного памятника/плиты).


Where it is really the owners that are to blame, they ought to be shown up. The selfishness of the riparian proprietor grows with every year. If these men had their way they would close the river Thames altogether. They actually do this along the minor tributary streams and in the backwaters. They drive posts into the bed of the stream, and draw chains across from bank to bank, and nail huge notice-boards on every tree. The sight of those notice-boards rouses every evil instinct in my nature. I feel I want to tear each one down, and hammer it over the head of the man who put it up, until I have killed him, and then I would bury him, and put the board up over the grave as a tombstone.

I mentioned these feelings of mine to Harris, and he said he had them worse than that (я рассказал об этих своих чувствах Гаррису, и он сказал, что у него они еще хуже, чем у меня; to mention — упоминать, ссылаться на). He said he not only felt he wanted to kill the man who caused the board to be put up (он сказал, что не только хочет убить человека, который велел этот щит повесить; to cause — быть причиной, вызывать), but that he should like to slaughter the whole of his family and all his friends and relations (но также ему хотелось бы перерезать всю его семью и всех друзей и родственников), and then burn down his house (а потом сжечь /дотла/ его дом). This seemed to me to be going too far, and I said so to Harris; but he answered (это показалось мне чересчур: «заходящим слишком далеко», и я сказал об этом Гаррису, но он ответил):

"Not a bit of it (ничего подобного: «ни кусочка этого»). Serve `em all jolly well right, and I'd go and sing comic songs on the ruins (/я/ бы поступил с ними вполне хорошо = так им и надо, и я бы спел /еще/ комическую песню на развалинах; jolly well — вполне; непременно, конечно; to serve — служить, обслуживать; обходиться с)."


I mentioned these feelings of mine to Harris, and he said he had them worse than that. He said he not only felt he wanted to kill the man who caused the board to be put up, but that he should like to slaughter the whole of his family and all his friends and relations, and then burn down his house. This seemed to me to be going too far, and I said so to Harris; but he answered:

"Not a bit of it. Serve `em all jolly well right, and I'd go and sing comic songs on the ruins."